Неточные совпадения
У вас товар некупленный,
Из вас на
солнце топится
Смола, как из сосны!»
Опять упали бедные
На дно бездонной
пропасти,
Притихли, приубожились,
Легли на животы;
Лежали, думу думали
И вдруг запели.
Все прочее вылетело опять из головы: бабушкины гости, Марк, Леонтий, окружающая идиллия —
пропали из глаз. Одна Вера стояла на пьедестале, освещаемая блеском
солнца и сияющая в мраморном равнодушии, повелительным жестом запрещающая ему приближаться, и он закрывал глаза перед ней, клонил голову и мысленно говорил...
По дороге везде работали черные арестанты с непокрытой головой, прямо под
солнцем, не думая прятаться в тень. Солдаты, не спуская с них глаз, держали заряженные ружья на втором взводе. В одном месте мы застали людей, которые ходили по болотистому дну
пропасти и чего-то искали. Вандик поговорил с ними по-голландски и сказал нам, что тут накануне утонул пьяный человек и вот теперь ищут его и не могут найти.
С утра погода хмурилась. Воздух был наполнен снежной пылью. С восходом
солнца поднялся ветер, который к полудню сделался порывистым и сильным. По реке кружились снежные вихри; они зарождались неожиданно, словно сговорившись, бежали в одну сторону и так же неожиданно
пропадали. Могучие кедры глядели сурово и, раскачиваясь из стороны в сторону, гулко шумели, словно роптали на непогоду.
По мере того как
пропадал свет
солнца на небе, по земле разливался другой, бледно-голубой свет луны.
— Его самый главный люди, — ответил мне Дерсу, указывая на
солнце. — Его
пропади — кругом все
пропади.
Присел на корточки, заботливо зарыл узел с книгами в снег и ушел. Был ясный январский день, всюду сверкало серебряное
солнце, я очень позавидовал брату, но, скрепя сердце, пошел учиться, — не хотелось огорчить мать. Книги, зарытые Сашей, конечно,
пропали, и на другой день у него была уже законная причина не пойти в школу, а на третий его поведение стало известно деду.
Так кончило свое земное поприще тихое и доброе существо, бог знает зачем выхваченное из родной почвы и тотчас же брошенное, как вырванное деревцо, корнями на
солнце; оно увяло, оно
пропало без следа, это существо, и никто не горевал о нем.
От того ее гласа молитвенного отшатнулися злые деймоны, отшатнулись, яко вихрем гонимые, и низвергнулись в преисподнюю. И потухло вдруг пламя геенское, затворилася
пропасть огненная, опустилися туманы зловонные, и засияло вновь
солнце праведное!
В синих
пропастях между облаками является золотое
солнце и одним взглядом на землю изменяет все на ней.
— Дурачок, — щурясь на красное
солнце, говорит бабушка, — куда тебе дойти? Упадешь скоро, уснешь, а во сне тебя оберут… И гармония, утеха твоя,
пропадет…
Да, вторая часть дня совершенно
пропала для меня… Дорогие минуты летели, как птицы, а
солнце не хотело останавливаться. Вечер наступал с ужасающей быстротой. Моя любовь уже покрывалась холодными тенями и тяжелым предчувствием близившейся темноты.
Кое-где чернели корни кустов, освобожденные от сугробов; теплые лучи
солнца, пронизывая насквозь темную чащу сучьев, озаряли в их глубине свежие, глянцевитые прутики, как бы покрытые красным лаком; затверделый снег подтачивался водою, хрустел, изламывался и скатывался в
пропасть: одним словом, все ясно уже говорило, что дуло с весны и зима миновала.
Обоз расположился в стороне от деревни на берегу реки.
Солнце жгло по-вчерашнему, воздух был неподвижен и уныл. На берегу стояло несколько верб, но тень от них падала не на землю, а на воду, где
пропадала даром, в тени же под возами было душно и скучно. Вода, голубая оттого, что в ней отражалось небо, страстно манила к себе.
— Я
пропал… знаю! Только — не от вашей силы… а от своей слабости… да! Вы тоже черви перед богом… И — погодите! Задохнетесь… Я
пропал — от слепоты… Я увидал много и ослеп… Как сова… Мальчишкой, помню… гонял я сову в овраге… она полетит и треснется обо что-нибудь…
Солнце ослепило ее… Избилась вся и
пропала. А отец тогда сказал мне: «Вот так и человек: иной мечется, мечется, изобьется, измучается и бросится куда попало… лишь бы отдохнуть!..» Эй! развяжите мне руки…
Пока в духане происходил богословский разговор, Лаевский ехал домой и вспоминал, как жутко ему было ехать на рассвете, когда дорога, скалы и горы были мокры и темны и неизвестное будущее представлялось страшным, как
пропасть, у которой не видно дна, а теперь дождевые капли, висевшие на траве и на камнях, сверкали от
солнца, как алмазы, природа радостно улыбалась и страшное будущее оставалось позади.
Солнце на запад, день на исход, сучок на глазу на извод, сам
пропадет, как чело (устье печи) почернеет.
— Жалко! — вздохнул он после некоторого молчания. — И, боже, как жалко! Оно, конечно, божья воля, не нами мир сотворен, а всё-таки, братушка, жалко. Ежели одно дерево высохнет или, скажем, одна корова падет, и то жалость берет, а каково, добрый человек, глядеть, коли весь мир идет прахом? Сколько добра, господи Иисусе! И
солнце, и небо, и леса, и реки, и твари — всё ведь это сотворено, приспособлено, друг к дружке прилажено. Всякое до дела доведено и свое место знает. И всему этому
пропадать надо!
Мы измерили землю,
солнце, звезды, морские глубины, лезем в глубь земли за золотом, отыскали реки и горы на луне, открываем новые звезды и знаем их величину, засыпаем
пропасти, строим хитрые машины; что ни день, то всё новые и новые выдумки. Чего мы только не умеем! Чего не можем! Но чего-то, и самого важного, все-таки не хватает нам. Чего именно, мы и сами не знаем. Мы похожи на маленького ребенка: он чувствует, что ему нехорошо, а почему нехорошо — он не знает.
Соборный крест, раскаленный от лучей заходящего
солнца, ярко сверкнул в
пропасти и исчез.
Болезнь затягивается так от погоды — кислой, без
солнца, чисто петербургской; а потом пойдут морозы, нельзя будет носу показать на улицу, чтобы не схватить рецидива. Пошлют на юг. Вся зима
пропадет даром, и надо будет опять приезжать сюда, ехать в имение, искать арендатора, искать покупщиков на дом.